75-летие Великой Победы. Миннахмат Ильясов. Воспоминания победителя

Воспоминания участников Великой Отечественной войны – уникальное свидетельство поколения победителей. Многие так и ушли, не рассказав о своем фронтовом пути. Воспоминания нашего земляка Миннахмата Ильясова написаны в далеком 1985 году и адресованы внуку Сереже. Они воспринимаются на одном дыхании, читая их, словно слышишь голос ветерана, его живую речь, насколько простым и понятным языком они написаны. Здесь и героизм, и мужество, и горечь утрат, и изнанка войны – все как было, без прикрас. Воспоминания переданы в музей родственниками фронтовика.

Я родился в 1924году 24 января в городе Чусовая Пермской области в семье рабочего. Был привезен грудным ребенком в Бондюгу (ныне г.Менделеевск).Учился в татарской школе, окончил 6 классов в 1938 г., потом бросил учиться, в 1939 году пошел работать подпаском, пасти скотину, подпасок – это помощник пастуха.

В 1939 г. отец и мать по набору рабочей силы поехали на Урал, т.е. туда же, где я родился, в Пермскую область, в г. Кизел, чуть подальше г.Чусовая. В Кизеле работал на лошади в 1940 и в начале 1941-го, т.е. до начала войны. В начале войны из Кизела вернулись в Бондюгу. Поступил учиться в ФЗУ на слесаря. В апреле 1942 года  принят на работу слесарем в 8-ой цех, там проработал до сентября 1942 года, т.е. до призыва в армию.

29сентября 1942 года на пароходе призывников повезли в Казань. Наш пароход шел медленно, на больших пристанях грузили дрова, а на пароходе большинство были мобилизованные. Они грузить не помогали, а разбредались по городу, поэтому наш пароход шлепал до Казани 5 суток. И мы в назначенную команду опоздали и нас направили в Татвоенкомат. От Татвоенкомата я попал в 1393 стрелковый полк, первый батальон, в пулеметную роту.

Эта часть находилась в Марийской АССР, станция «Сурки». Надо сказать, это лагерь в том смысле, что он был огорожен кругом колючей проволокой и наш брат там дох не хуже, чем в каком-нибудь немецком концлагере, особенно азиатский народ. Даже я не представляю, что там творилось или это было вредительство или еще что такое. А распорядок как армейский – утром подъем, позавтракал ты или нет, этого у тебя никто не спросит, давай лес. Кто пилит, тому, наверное, было легче, а вот кто таскал на себе эти сосны и ели, тот, наверное, навеки не забудет: ведь есть всякие ребята – одни несут, другие симулируют. Очищенное от сучьев на себе таскали на станцию. Около тебя еще какой-нибудь командир понукает, не давая отдыха. Так весь день, а вечером занятия, после такого дня какие занятия, разбредутся кто куда, я написал рапорт, чтобы направили в маршевую роту – отказ. И вот в середине октября нашу пулеметную роту погрузили в вагоны и повезли. Все вв догадках, куда же везут. Приехали, оказалось Йошкар-Ола, столица Марийской АССР.

Оттуда маршем км 50-60, в каком-то колхозе убирать картошку. Это еще хорошо, будешь сытым. Но мне не повезло, я заболел. На обеих ногах появилась экзема, и я был освобожден от полевых работ, оставался в дому, как дневальный, варил картошку своим товарищам, которую они приносили, к их приходу. Вернулись в «Сурки» где-то глубокой осенью. Тут уже началась настоящая учеба, изучали пулемет «Максим». Потом стрельба из пулемета и надо же было, сейчас помню, сколько дано было патронов и все уложил в цель. Конечно, не хвалюсь, на какой черт оно мне нужно. Ни один товарищ не попал в цель, а я – все. Тут уж перед строем батальона первая благодарность.

В конце декабря объявили тревогу, и на станцию. А станция была недалеко. Погрузили в телячьи вагоны и поехали, только, не знай, в какую сторону. Это все происходило ночью. Вот на этом и закончилась «веселая» жизнь в Сурках.

Ехали тоже очень долго. Почти полуголодные: дадут тебе сухарь и кусок  соленой рыбы на день, что хочешь, то и делай: или сразу съедать или тянуть на день. Когда прибыли на станцию «Арзамас», там продовольственный пункт, накормили горячей пищей и тут узнали, что едем в Москву. В Москву приехали утром, часа три находились еще в вагонах, потому что снаружи были заперты, потом построили и шагом марш. Мимо Большого театра, вдоль Кремлевской стены идем, сгорбленные, худые, чумазые. Я еще помню, как москвичи смотрят на нас и качают головами, некоторые москвичи даже плакали, наверное, говорили, какие это вояки. Действительно, шли хуже пленных немцев. Прошли почти всю Москву на Хорошевское шоссе. Там всех в баню, помылись, выдали чистую одежду, т.е. белье и обмундирование, у кого плохая обувь, им выдали обувь. Потом в столовую, после чего выстроили на плацу и начали сортировку. Я попал в специальную роту в учебный батальон, на радиста, там проучился недолго. За пререкания с командиром был отчислен в орудийный расчет.

Начали усердн  изучать боевую установку «М-13», т.е. «Катюшу». В начале февраля был отчислен из полковой школы и направлен в Красноказарменное, в штаб формирования гвардейских минометных частей. Сформировали часть и повезли на электричке ночью, не помню, в какую сторону и с которого вокзала. После электрички шли еще маршем. Вот прибыли в сосновый лес, а там были старые землянки: стены и нары земляные, промерзшие, видать, долгое время не пользовались.

Распределили солдат и отбой. Я как-то замешкался на улице, зашел в землянку, места нет. Кое-как втиснулся у стенки, а как я уже говорил, что стенка земляная, промерзшая. Не помню, в каком часу подъем, я вышел еле-еле. Сам весь дрожу, видать, и на лицо изменился. Командир спрашивает: «Вы что больны?» Я сказал: «Да!». Меня отчислили  обратно в «Красноказарменную-14». А там нар не было, солдаты лежали на полу, я оказался в одной комнате. Вот ночью будит старшина, может быть, я и сам не спал, раз был больной, а кто там пожалеет тебя. Командует, пошел за старшиной на первый этаж,  он  приказывает: «Бери ведро, вот тебе тряпка, мой нужники». Я ему говорю, что я больной, еле на ногах стою, он свое, я отказался. Он вызывает дежурного офицера, но тот, не разобравшись, садит меня на гауптвахту на 5 суток. Там я совсем свалился: ни ел, ни пил. Конечно, я просил все время пить. Да там уже сидели двое или трое, не помню, когда я свалился. Они видят, что со мной плохо, давай тарабанить дверь, требуя дежурного. Приходит дежурный, тогда меня в санчасть положили в коридор на кушетку. Я там провалялся трое суток. Я все эти  дни грамм в рот не брал. Я уже глазами не различаю, кто зайдет, кто выйдет, только слышу. Зашел начальник большой и дал разнос. Меня повезли в Первый коммунистический военный московский госпиталь. Вот тут я потерял сознание. Не помню, сколько я пролежал без сознания. Когда открыл я глаза: лежу я на койке, все белое. И ребята по палате говорят: «Ну, кореш, чуть концы не отдал, значит будешь жить». Слава Богу и поныне живу!

После лечения обратно в «Красноказарменный-14» .Там уж пришлось не долго, пришел представитель и отобрал солдат, в том числе меня. И повезли нас на трамвае, название местечка «Лихоборы». Недалеко от тонкосуконной фабрики имени Петра Алексеева. В клубе той фабрики  находился 18-ый гвардейский полк, прибыл на отдых после Сталинградской эпопеи. Тут и началась настоящая солдатская жизнь: изучение материальной части, строевая подготовка и т.д. В неделю раз – кино, один раз возили в московский зоопарк и раз в Обсерваторию. И все же интересно смотреть в телескоп и видеть звезды днем, вообще интересно.

5 июля 1943 г. началась Орловско-Курская битва. Тут были все начеку, еще частые воздушные налеты на Москву, учебные тревоги ночь-полночь. Не помню точно, в конце июля или в начале августа, боевая тревога с вещами погрузились в эшелон и повезли на Ленинградский фронт. Сперва «старички» гадали: куда везут, когда знакомые станции стали  проезжать по Октябрьской железной дороге, тогда уже догадались, что везут на Ленинградский фронт.

Да, еще забыл написать, что во дворе клуба построили весь полк и было вручено Красное знамя полку и орден Красного Знамени. И тут выступил писатель Илья Эренбург.

Прибыли на станцию Тихвин. Одно название – станция, вся в развалинах и руинах. Только успели разгрузиться, тут как тут немецкие самолеты и начали бомбить наш полк. Не пострадали ,т.к. успели быстро разгрузиться и уже были в лесочке километров 5 от станции. Как стемнело, поехали на огневую позицию. Всю ночь рыли аппарели – укрытие для боевой машины М-13, т.е. для «Катюш» и ровики (укрытие для солдат). Тут же подвозка ракет, так всю ночь. А в это время под Ленинградом ночи белые, а к утру все готово – вырыто укрытие для БМ и для себя. Дан приказ «отбой», повалились кто-куда. Тут не успели заснуть, может, и поспали часок-другой, как подъем к орудиям и началась команда: угломер такой-то, прицел такой-то, залп, огонь. И пошло в день по 10-11 залпов, а в полку 24 установки, т.е. орудия, в каждом орудии 16 ракет. За один залп выпускает 384 ракеты, а тут в среднем 10 залпов, вот и получается 3840 ракет выпускали за день по врагу. Это было под Синявинскими высотами. Это был приказ перемолоть все вражеские укрепления и орудия, которыми враг обстреливал движущие поезда, которые двигались в Ленинград. И это длилось порядочное время, т.е. такая нагрузка на солдат. Это я имею в виду 10-11 залпов в день, еще были и ночные тревоги, когда давали по 1-2 залпа по врагу и надо описать, что каждый снаряд М-13 весил 32 кг, М-13б – 56 кг. И эта вся нагрузка, видать, отразилась на здоровье солдат, т.е. недоедание, без жиров – началась куриная слепота. Да, я не оговорился, потому что я сам испытал это. А куриная слепота – это такая болезнь глазная, как только чуть стемнеет, так твои глаза в темноте ничего не видят, т.е. перед твоими глазами плывет сетка и ничего не видишь. И когда была тревога в ночное время, двое подорвались на своих снарядах, когда они заряжали, по своей слепоте ударили взрывателем в направлении, и получился взрыв, и двух солдат как не было. И вот когда началось следствие, и выяснилось, что это, действительно, куриная слепота. И тогда добавили 100 г хлеба и в котле появились жиры.

Сережа! Ты, наверно, не раз от меня слышал такую фразу: «Остуди, меньше хлеба съешь!». Это у нас был начальник продовольственного снабжения гвардии майор. И вот мы ему  жалуемся: товарищ гвардии майор, хлеба не хватает. А он нам отвечает: «Остуди, остуди, хлеба меньше съешь», - во таким ответом и кончалась наша просьба. А хлеб-то какой был: мы тогда говорили: «До Москвы кинешь, докатится, ни один бок не помнется».

Бои под Синявином кончились. Наш дивизион и наш полк перебросили под Мгу. Это узловая станция под Ленинградом. Мы окопались крепко и, видать надолго. Но мы часто давали залпы: то поддерживали своими залпами разведку с боем, то давали залпы по «ишаку» – так окрестили немецкий многоствольный миномет, потому что во время стрельбы он выл, как ишак. И вот наконец-то дан приказ полностью снять блокаду под Ленинградом и числа 23-24 января 1944 года начался кромешный ад. 27 января освободили Мгу, за что полк был наименован «Мгинским» и стал 18 гвардейский Краснознаменный Мгинский полк.

Окончив с Ленинградским и Волховскими фронтами, через некоторое время наш полк перебросили под Чудское озеро. Форсировав Чудское озеро, прибыли под город Тарту, что в Эстонии. Ты, Сережа, и может быть, другие, скажут,  кто будет читать эту рукопись. Скажут, может, и не все, а про себя подумают, что их перебрасывают  туда-сюда, да, такие части, как наши, быстрого маневрирования, т.к. они монтированы на машинах «Студебекер» и потому что они непосредственно подчинены Верховному Главнокомандующему. На какой фронт нужнее или на какой участок фронта, туда и перебрасывали, а сейчас уже Прибалтийский фронт. Шла скрытая подготовка, и вот где-то в августе или в начале сентября 1944 года началось так стремительно, да, и надо дополнить, что артиллерийская подготовка всегда начинается рано утром в 3 или 4 часа. И вот, когда форсировали р.Тарту, фрицы не успели позавтракать, драпанули так, что оставили свои дымящие походные кухни с кашей. Передвигаясь с боями к морю, т.е. к Финскому заливу в направлении г. Таллина, 2 сентября 1944 года освободили столицу Эстонской ССР г. Таллин.

Итак, освободив с боями ЭССР, вступили на территорию Латвии. Да, надо сказать, не все было гладко, как я здесь пишу. Были убиты и ранены боевые друзья. Мне очень было жалко ,когда убило при бомбежке на р.Тарту боевого друга Демина В. Я помню, он все время пел песню «Землянка»: «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага…». И, видать, только оставалось ему до смерти четыре шага. Вечная память тебе, товарищ Демин!

Ну ладно, вот вступили на территорию Латвийской ССР, продвигаясь в глубь страны с боями, давая по несколько залпов в день, остановились в десяти километрах от столицы Латвийской ССР г. Риги. Тут фриц больно огрызался, бил с бронепоезда. Хочу рассказать такой эпизод: в первый день, когда остановились под Ригой, вырыли для боевой машины укрытие, вырыли и для себя ровики, личные вещи складывались в стороне. Привели БМ в боевую готовность, чехол с нее снимаем и накрываем личные вещи. Окончив все работы, легли отдыхать вокруг своих вещей, а кто сидел и разговаривал друг с другом. Позади остановился артиллерийский дивизион 22-мм орудия, а справа молодой сосняк. Вот эти артиллеристы затеяли картежную игру в «дурака». Ну а там шесть бойцов играют, а человек 10 интересуются и собрались вокруг. В это время приехал наш старшина из штаба, привез письма, газеты и всех позвал к первому орудию. Только мы подошли, тут артиллерийский налет как начался, так и кончился. В общем, фриц выпустил несколько снарядов и все, надо же такое совпадение, где мы минуту назад отдыхали, там осталось мокрое место, т.е. прямое попадание, а наши вещи лоскутками еще долго летали в воздухе. Выше я говорил, что артиллеристы затеяли игру в дурака, вот в этот круг тоже прямое попадание. Ты веришь или нет, Сережа, что там было – это ад. Пишу сейчас и слезы на глаза выступают, не говоря уж, что у кого рук нет, у кого ног. У кого голова в стороне катится, как мяч, а тело в судорогах шевелится. Я тогда подумал, что не будь нашего покойного старшины – белоруса с Могилевской области, мы, 10 человек, тоже могли оказаться в таком же положении, как и артиллеристы. Вечная память тебе, гвардии старшина товарищ Прохорчук.

Итак, до Риги оставалось 10 км, и вот мы уже 13 октября в городе Рига. Последний залп дали почти в центре города, говорили, что у шоколадной фабрики. Ну, большие серые здания на берегу западной Двины, как ее называют Даугава. Видать, это был последний залп в Латвийской ССР. Дав последний залп  из «Катюш» мы направились в центр города и остановились в велотреке. Так простояли более 1,5 месяца. Сережа, ты, наверно, сейчас видишь, хотя, может быть, даже есть и в Иванове велотрек. Мы, тогдашние парни 30-40-х годов, что видели? И вот нам стал забавой этот велотрек. Там я и научился кататься на велике, а потом сам эту горку обкатывать – как это было интересно, едешь по дорожке, а потом, набрав скорость, сразу подымаешься  ввысь, и вот катишься все выше и выше, а потом опять вниз, вот так без конца, т.е. конец был.

И вот 19 ноября 1944 года, в первый раз праздновали День артиллерии, дали 50 г спирта всему личному составу, как говорится, дали выходной день. После ходили в кинотеатр, впервые посмотрели кинокартину «Зоя». На другой день, т.е. после просмотра кино, ходили в цирк, там же около кинотеатра, только на другой стороне площади. А наша часть стояла недалеко, мы часто посещали эти мероприятия.

24 ноября тревога,  и поехали на Запад, т.е. погрузились на эшелоны. К этому времени уже была освобождена почти полностью Латвийская ССР. Оставалась окруженная группировка в порту Либава, также полностью освобождена Литовская ССР, Белоруссия и вышли на границу Польши. Пока ехали, несколько раз попадали под бомбежки, загорались вагоны с боевой техникой. Когда загорается вагон, паровоз отцепляется и уходит куда подальше, пока не затушим вагон. Когда затушим, тогда сцепляем и опять пошел. Так ехали суток 5, и вот приехали на станцию «Вышково» Польша. Так выгрузились и своим ходом приехали на реку Нарев. За рекой, на левом берегу, был маленький клочок земли, занятый нашими войсками, плацдарм. На левом берегу р. Нарев нужно было окопаться самому и окопать технику. И закипела работа, тут уж каждому понятно, что готовится большое наступление по освобождению Польши, потому что прибывало много боевой техники и пехоты. Это все делалось ночью, скрытно, потому что днем в воздухе висели «рамы» – самолеты-разведчики, наблюдатели, а рамой прозвали, потому что был он двухфюзеляжным, похожим на раму.

И вот началось,14 января 1945 года, 4 часа утра началась артиллерийская подготовка, длилась она 1,5 часа. А потом пошла авиация, танки – это происходило севернее Варшавы. Форсировали Вислу, полностью освободили г. Варшаву. И тут наш полк повернули на север – освобождать Померанию. Пока освобождали Померанию, подошла весна 1945 года, март. В начале апреля были освобождены города и порты на Балтике – Данциг и Гдыня. А Третий Белорусский фронт взял с сильными боями г. Кенигсберг, ныне Калининград. После освобождения Померании заехали в один город и надо же такое, в городе работает электростанция. И вот, завесив окна маскировочным материалом, включили свет – такая радость была, сколько лет не видели электричества, все сидели с коптилками.

В одной из комнат стоит радиоприемник и вот кто-то из ребят включил эту аппаратуру. И она заговорила, тут же настроились на Москву и вот слышим: приказ Верховного Главнокомандующего тов. Сталина об объявлении благодарности наиболее отличившимся частям, и именовать «Померанский». Слышим голос Ю.Левитана: «18 гвардейский минометный полк», – и все дружно крикнули: «Ура!» и наградить полк орденом М.И. Кутузова. И стал наш полк называться 18 гвардейский минометный Мгинско-Померанский Краснознаменный ордена М.И.Кутузова.

Покончив с померанской фашистской группировкой, передвинулись к Одеру, последней водной преграде фашистов. Началась тщательная подготовка, враг очень сильно укрепил свой левый берег. Река широкая, нам предстояло форсировать ее в устье реки в районе Штеттина – порт на Балтике в Польше, ныне «Щецин».

И вот 25 апреля 1945 года началась битва: I Белорусский фронт и наш II Белорусский начали молотить. Что-то I Белорусский фронт быстро продвинулся вперед, а наш II Белорусский долго топтался на месте. То ли сильное было укрепление фашистов, как я помню. 5 дней и ночей давали залпы и вот, наконец-то, форсировали Одер под бомбежкой мессеров, фокке-вульфов.

Форсировав Одер левее автомагистрали Кенигсберг – Берлин, сосредоточились в балке, т.е. в лощине. Нужно было кипятить чай, потому что наша походная кухня не приезжала: ни пищи,  ни чая не привозили. Был приказ командира полка – не возить и не варить, потому что привезут повара пищу, а на кухню с котелком никто не идет. В то время, как перешли границу Восточной Пруссии, в какой богатый дом не зайдешь, т.е. особняки, замки, а в подвалах полки ломятся от всякой всячины – маринованные куры, утки, гусятина и  т.д. и т.п. В общем, были сыты, поэтому с кухни никто не питался. Я взял ведро, почерпнул воды из Одера, разжег костер. А там рос молодой сосняк, только отошел от костра, пособирать дровишек, слышу штук пять взрывов. Что-то шею обожгло, провел ладонью по шее, кровь. Значит, думаю, Слава богу только царапнуло, хотел шагнуть к костру, упал… Левая нога не двигается, видать, контузило воздушной  волной. Смотрю, от моего костра осталось мокрое место. И мое ведро все в дырах. В это время в штабной машине сидели командир батареи, командир взвода и их ординарцы. Командир батареи сразу насмерть, осколок  прямо в сердце угодил, ординарца в руку ранило, а командир взвода даже царапину не получил, а сидели вместе, все трое. Вот ведь как бывает. Фамилия ординарца – Анциферов. И меня в полковую санитарную часть переправили через Одер на лодке, а оттуда в армейский госпиталь.

Там раны промыли, сделали перевязку и в палату, т.к. я, легкораненый, попал к обслуживающим. А на другой день сбежал из госпиталя. Наша часть к этому времени уже продвинулась далеко км 80-100. Это было так: я выхожу во двор госпиталя и наблюдаю, куда машины едут груженные. Дорога проходила метров 500 от госпиталя, захожу в госпиталь, одеваюсь в свою форму, проскальзываю мимо часового и сразу на автостраду. Заскакиваю в кузов неизвестной мне машины, которая везет боеприпасы, ложусь в кузове и был  да нет. Эта машина в город Шецин, я выпрыгиваю из машины и думаю: наша часть не должна задерживаться  в городе. Пока туда-сюда, настал вечер. И мне пришлось ночевать на окраине города в особняке. Особняк был пустой, кое-как прокоротал до утра, поесть нечего. А утром опять вышел на главную магистраль и вдруг вижу нашего полка машина. Я ее остановил и расспросил, где наши. А она ехала в обратную сторону. Ну мне рассказали где что, остановили попутную машину не нашу, конечно. Еду ближе к передовой, и так доехал до своих тылов. Там меня накормили, напоили и я уснул. Утром рано разбудили и я поехал в свою батарею, после обеда догнал своих. Они стояли недалеко от станции на базарной площади. Ну меня встретили, и опять я со своими боевыми друзьями. И опять день и ночь вперед на Запад почти без единого выстрела. А навстречу все идут и идут военнопленные: целыми батальонами, без оружия, а также освобожденные из концлагерей, подымая руки кричат: «Гитлер капут». Так, проезжая город за городом, доехали до города Росток, это портовый город на Балтике. И тут наш боевой путь закончился.

За чертой города раскинули, т .е. построили из фанеры домики на каждое отделение. Изнутри обтянули материей, так что получился красивый военный городок. Это было 7 -8 мая 1945 года .А 9 мая слышим: «ПОБЕДА!». Тут началась стрельба из личного оружия.

Тут же мастера соорудили трибуну, командир полка сделал доклад о пройденном нелегком пути 18 гвардейского полка и поздравил с Великой Победой над гитлеровской  Германией. Тут грянуло: «УРА! УРА!УРА!», – и опять салютовать, начали качать всех командиров. И пошел праздник, кто остался жив и не было конца радости, чокались кружками, друг друг целовали.

На этом я закончил свой боевой путь. Но это малая часть, что осталось в моей памяти за сорокалетнюю давность. Разве мало было бомбежек и артиллерийских обстрелов, которые выматывали из тебя душу, нервы.

После окончания Великой Отечественной войны прослужил почти два года, демобилизовался в 1947 году.

Познакомился с твоей бабушкой, Раисой  Хикматулловной Гимазетдиновой, и вот живем почти 40 лет.

Будь здоров, Сережа.

Твой дед Ильясов  Минниахмет Мусинович.

9 мая 1985 года. В день 40-летия Победы над фашистской Германией.